…Две сотни полка Владин повел сам, оставив за себя сотника. Не хотел упускать шанс поймать Корхана лично. Отряд шел на предельной скорости.
Тело под панцирем нестерпимо болело, но я не обращал на это внимания. Синяки, шишки, легкие травмы… Все это сейчас не имело никакого значения.
И не важно, что свободна дорога домой. В голове одна мысль – найти и уничтожить маркиза. Возможно, кто-то скажет, что я не прав, что надо милосердно простить его, согласно христианской морали… Но я не христианин, и ждать, пока меня ударят по левой щеке, чтобы подставить правую, не умею, не хочу и не буду. Мои предки этот вопрос решали не в пример проще и справедливее – око за око! А те, кто вопит о милосердии и морали, пусть побывает в моей шкуре, а потом скажет врагу: «Иди с миром». Если, конечно, сможет такое сказать… Я – не могу. В сердце не осталось иных чувств, кроме мести, тело не замечало вчерашних ран и забыло об усталости. Я буду гнать маркиза, пока не достану.
…Первую сотню, что шла в трехстах метрах впереди, атаковали с двух сторон. Из березовой рощи и глубокого оврага вылетело около семидесяти всадников. Еще два десятка встретили вторую сотню, с которой шел герцог и я с ребятами. Судя по одежде, это воины Корхана. Они бились с отчаянием смертников.
Я вперед не лез, смотрел на схватку со стороны. Невдалеке за боем наблюдал Владин. Рядом в седлах крутились Андрей с Денисом, охраняя герцога.
Звон скрещивающихся клинков, предсмертные крики и ругань людей, ржание лошадей слились воедино. Всадники приподнимались на стременах, с хрипом опускали Мечи вниз, стремясь развалить противника пополам, отражали удары, били в ответ и падали под копыта коней, разбрызгивая кровь. Кони с пустыми седлами носились по полю.
Справа от меня схватились двое дружинников. Оба как на подбор, рослые, крутоплечие, с широкими лицами, светлыми волосами, даже оружие одинаковое, только цвета одежд разные. Мечи в их руках мелькали словно легкие прутики. Гнулись под ударами наплечники, слетали с груди чешуйки дощатой брони, у одного поперек лица пролегла багровая полоса, быстро заполнявшаяся кровью. На миг они исчезли за телами других воинов, а когда я вновь увидел их, оба уже потеряли щиты. Дружинник маркиза вдруг изогнулся в седле, нанося коварный удар в бок, в последний миг меч сменил направление, и клинок ударил по шее. Бармица выдержала выпад, но глубоко прогнулась. Воин герцога качнулся в седле, выпустил шестопер из рук и упал на гриву коня. Тот, почуяв неладное, шарахнулся в сторону, унося седока из-под второго удара.
Возле Владина внезапно возникли трое чужих воинов. В этот момент рядом никого, кроме двух ребят, не было. Они смело бросились на перехват.
Денис умело отбил удар, махнул мечом, заставляя противника подать коня назад, и стал теснить его дальше. Андрей тоже сначала насел на воина маркиза, но тот оказался ловчее и сам перешел в атаку. Несколько секунд я смотрел на это фехтование, отметив, что третий воин беспрепятственно скачет к герцогу, а потом сорвал с седла лук.
Сначала вылетел из седла дружинник, напавший на Владина со спины. Вторым покатился по траве со стрелой в груди противник Дениса. Тот сперва непонимающе огляделся, пытаясь сообразить, куда делся враг, потом обернулся ко мне и погрозил кулаком.
– Щенок… – прошептал я, растягивая тетиву, – подраться ему захотелось. Тореадор хренов…
Третья стрела ударила в плечо противнику Андрея. Воин выронил щит, и Андрей всадил меч ему в грудь.
Бой подходил к концу, дружинники Корхана большей частью погибли. Остальных зажали у оврага и добивали. По краю леса, метрах в десяти от меня, удирал один из воинов маркиза.
«Язык…» – мелькнула мысль. Рука сорвала с седла аркан. Петля упала на плечи воина. Я резко тронул с места Грома, дружинник вылетел из седла и кулем свалился в высокую траву.
– Пошел…
Гром устремился вперед, следом, на аркане, волочился пленный. «Сейчас узнаем, куда уехал цирк…»
Я остановил коня за деревьями и подбежал к пленнику. Тот успел встать на колени и пытался стащить петлю. Мощный удар ноги отбросил его назад.
Пока пленник приходил в себя, я привязал его к дереву и похлопал по плечу. Он поднял на меня глаза, вздрогнул и опустил голову.
– Слушай, парень. Мне от тебя ничего не нужно, кроме одного. Ты говоришь, в какую сторону уехал Корхан, и я тебя отпускаю.
Я говорил, сам холодея от своего голоса. Он звучал как близкие раскаты грома, зловеще и мощно. Каждое слово резонировало в голове, вгоняя в дрожь. Пленник испуганно вытаращил глаза и побледнел. Беспокойно завозился.
– Скажешь?
Тот отрицательно помотал головой. Я присел перед ним, схватил за подбородок и рывком поднял вверх.
– Смотри на меня! Твой маркиз предал вас, бросив на съедение войску короля. Он убежал, как трус, а вы до конца выполняли долг перед этим шакалом! Скажешь, где он, и я отпущу тебя. Ну?!
Я чувствовал, как во мне поднимается волна ярости.
– Говори, щенок! На куски разорву, мразь!..
Пленник судорожно забился в путах, скуля, как щенок. Мой голос звучал громовыми раскатами, леденя кровь и загоняя душу в пятки. Ужас отразился на его лице, белом как мел.
Уже не владея собой, зарычал и протянул пальцы к его горлу, собираясь оторвать голову голыми руками. В тело вынула странная мощь, распиравшая меня изнутри.
– Говори-и-и!..
И тут я впервые увидел, как человек седеет буквально на глазах. Его темные как смоль волосы за какие-то мгновения превратились в пепельно-белые, начиная от корней и заканчивая самыми кончиками. Он выл, уже не пытаясь убежать, выл, глядя в никуда ошалевшими газами.